«Благотворительность позволяет чувствовать себя человеком»

Вы донор?

Да, но не то чтобы постоянный. Есть в фонде сотрудники, которые сдают чаще и аккуратнее, чем я, есть у нас и почетные доноры, но, конечно, прежде чем заниматься пропагандой донорства, я сама сходила и сама сдала кровь. И продолжаю это делать.

Расскажите, как и когда появился фонд.

В 2005 году в театре «Современник» состоялся первый благотворительный концерт, который, кстати, назывался «Подари мне жизнь» (затем его транслировали по телевидению). Спустя год вышел второй, после которого было принято решение, что будет создан фонд. Мне тогда позвонила Катя Чистякова и предложила войти в его попечительский совет. Я была совершенно потрясена этим предложением, восприняла его как большую для себя честь и стала очень ответственно относиться к своей новой роли. Я уже была знакома с врачами, потому что на все съемки приезжала сама, теперь познакомилась со всеми, кто вошел в попечительский совет. И, конечно, с Галей Чаликовой, первым директором фонда. Эта встреча изменила мою жизнь. И не только мою. Спросите у любого, кто был знаком с Галей, и вам ответят так же. Галя стала одним из главных приобретений на моем жизненном пути.

Донор, волонтер, член попечительского совета...

Да, потом член правления, глава пресс-службы, а теперь директор. Я приходила в фонд постепенно. Сначала я была просто членом попечительского совета. Активно помогала тем, кто работал. Потом было принято решение, что у фонда должна появиться собственная пресс-служба, и я стала консультантом, потом пришла работать на part-time. И все это время Григорий Мазманянц, наш исполнительный директор, подталкивал меня к тому, чтобы я начала работать в полную силу. И все-таки уговорил. Помню, одно время я шутила, что сначала я шесть лет волонтерила и только потом меня взяли на работу.

Какие задачи вы ставили перед собой, когда были главой пресс-службы?

Когда мы начинали (2005 год), никто не говорил о проблемах, с которыми мы имели дело. Соучредители фонда, актрисы Дина Корзун и Чулпан Хаматова, были готовы давать интервью прессе, но они хотели рассказывать о том, что детский рак излечим. Только тогда их почти никто не хотел слушать. Несколько лет ушло на то, чтобы преодолеть этот барьер. Собственно, во многом, что касается работы со СМИ, мы были пионерами. Но если бы у нас не было собеседников, наших коллег-журналистов, то, конечно, у нас ничего бы не получилось. Если бы, например, член попечительского совета фонда Катя Гордеева не работала там, где она работала, вряд ли когда-нибудь нам бы удалось поднять наши темы на канале НТВ.

В работу пресс-службы входит задача создавать и поддерживать репутацию фонда?

Я очень люблю выражение «репутация фонда», часто пользуюсь им, и именно забота о репутации позволяет мне наложить вето на какие-либо действия, от которых она может пострадать. Но никакая пресс-служба не сможет создать репутацию, если ее нет. Это как в сказке про Золушку: никакие связи не смогут сделать ножку маленькой, а душу большой. Организации, которая занимается темными делами, не поможет никакая пресс-служба. С самого начала в работу фонда был заложен принцип: нам скрывать нечего, мы честные люди и мы честно работаем. Задача пресс-службы — просто рассказать об этом, а не пытаться что-то прикрыть, припудрить и припрятать.

С самого начала появилось и условие о прозрачности фонда?

Да, это было условие Дины и Чулпан. Они долго отказывались открывать фонд, потому что в начале 2000-х синонимом слова «фонд» было слово «прачечная». Галя Чаликова, один из самых честных и порядочных людей, которых я знала в жизни, Катя Чистякова, врачи долго убеждали актрис в том, что наш фонд будет самый честный и прозрачный. Так было с самого начала, так есть, и так останется.

Как вы решились оставить телевидение?

Да, это было непросто, учитывая, что вся профессиональная жизнь моей семьи связана с телевидением. И я, никогда не мечтая о ТВ, попав туда, им заболела. Но мне везло: ни разу в жизни — а я работаю с 16 лет — мне не пришлось заниматься делом, которое мне не нравится. Когда я поняла, что журналистика, которая есть сегодня, не доставляет мне удовольствие, кроме того, мне стыдно за работу моих коллег, я поняла, что не хочу больше быть журналистом. Это было абсолютно осознанное решение.

Сначала я ушла с телевидения, потому что сделала все, что хотела, и не видела, куда мне двигаться дальше. Потом я вернулась на канал «Совершенно секретно», а параллельно работала на радио. Но это продолжалось ровно до того момента, пока это была настоящая, честная работа, без каких-либо сделок с совестью. Как только стали появляться предложения на какую-то тему не говорить, я поняла, что пора заканчивать. В 2014 году я ушла окончательно. Наверное, из-за того, что все это происходило постепенно, у меня не было ломок.

Не жалеете о своем решении?

А вы телевизор давно включали? Сожалений нет. Более того, когда я случайно что-то вижу из мира ТВ, например, в соцсетях, я всегда мысленно ставлю жирную галочку — все правильно сделала.

Семья вас поддержала?

Я к тому времени была, конечно, уже совершенно взрослым человеком. Моя бабушка (Галина Шергова — прим. ред.) до последнего страшно сожалела, что я закончила с телевидением, хотя она приняла мое решение. Кроме того, она прекрасно понимала, что происходит с ТВ. Ее не стало в прошлом году, ей было почти 94 года, но до последнего мы вели с ней беседы на самые разные темы. У нее был широчайший кругозор и живой ум.

Чем стало для вас решение перейти в новую должность?

Это у ВДВ девиз «Никто, кроме нас»? Вот-вот. Не могу сказать, что я мечтала об этой должности. Мне нравилось то, чем я занималась, но в связи с уходом и отъездом Кати Чистяковой нужно было принимать решение. Мы пришли к выводу, что для всех — а мне важны все, кто здесь работает, — так будет удобнее и понятнее.

Вы получили большое наследство.

Нельзя сказать, что я о нем не подозревала! Та должность, которую я занимала, позволяла мне иметь представление обо всем, что происходит в фонде. Для меня тут не было никаких сюрпризов. И не только для меня: обо всей нашей деятельности сказано и написано в предыдущие шесть лет под моим непосредственным руководством. Кроме того, как мне показалось, команда приняла меня в новом статусе. Правда, почему-то многие стали называть меня по имени-отчеству. Я это ужасно не люблю — до сих пор, когда звоню кому-то, представляюсь Катей Шерговой. А тут иду по коридору, а мне говорят: «Здравствуйте, Екатерина Борисовна».

Должность придала вам вес?

Нет-нет, несколько килограммов за последнее время я все-таки потеряла! Но это была осознанная потеря, не из-за того, что новая работа такая нервная.

Расскажите о команде, о которой вы говорите только в превосходной степени.

В каком-то смысле мы команда спасателей, но при этом очень организованная и стратегически мыслящая. В каких-то местах мы по-прежнему занимаемся тем, что затыкаем дыры, выполняя ту функцию, которую должно выполнять государство. Но мы давно поняли, что надо делать, чтобы этих дыр не было. И мы работаем в этом направлении, подсказываем государству, куда надо двигаться, чтобы стать ближе к собственным гражданам, любить их по-настоящему и заботиться о них. Несмотря на то, что мы машина по зарабатыванию огромных денег, мы не стали корпорацией. Где люди считаются мелкими винтиками и где, если что-то с кем-то случится, никто и не заметит. Это точно не про нас. Кроме всего прочего, мы люди с уникальной специализацией. Самоучки, до всего дошли сами.

Как новые задачи вы перед собой ставите?

Самая главная задача — не растерять то, что уже есть, что наработано за эти годы. Это касается и проектов, и сотрудников. Именно поэтому я согласилась стать директором — чтобы сохранить то, что есть. И приумножить, конечно. У нас есть проекты, которые были запущены, которые сейчас находятся на старте, и им нужно активно помогать. Проект «Трансплантация костного мозга в регионах», который начался благодаря Кате Чистяковой. Сейчас мы продолжаем им заниматься, и мы, конечно, его не оставим. Есть проект, связанный со строительством пансионата, огромный, сложный, иногда от мыслей о нем страшно становится. Но глаза боятся, а руки делают. У фонда очень много задач, если мы замахнемся на что-нибудь еще... Невозможно объять необъятное. Хотя, конечно, у меня есть мечты и амбиции.

Какие?

Я мечтаю о том, чтобы мы, как фонд, перестали заниматься скоропомощной работой, а начали вкладываться в будущее. Но это сможет произойти лишь тогда, когда мы будем уверены, что любой ребенок, который заболел, получил всю необходимую медицинскую помощь, невзирая на то, сколько она стоит. Когда это будет реализовано, тогда можно будет пытаться делать мечты реальностью.

Что такое благотворительность сегодня?

Это образ жизни цивилизованного человека. Современный человек не может не делать добрые дела. Может быть, я категорична, но каждый из нас точно может подписаться на ежемесячные пожертвования в фонд. Или быть волонтером. Сейчас как волонтер я перестала работать, физически не хватает времени. Но в какие-то времена, когда я была журналистом с не очень большой зарплатой, я ездила и помогала, например, как водитель, а в какой-то момент полы мыла в больнице. Сейчас у меня появилась возможность помогать деньгами, и я помогаю «Подари жизнь» и еще нескольким фондам. Я подписана на ежемесячные пожертвования. И считаю, что такая благотворительность не требует усилий, но позволяет каждому из нас чувствовать себя человеком.